Помню, осенью в первый раз я увидел этого пса на трамвайной остановке. Меня восхитил его вид. Это был огромный, мощный азиатский волкодав с гордой осанкой, и красивой косматой шерстью песочного цвета в белых пятнах. То ли он сам убежал от хозяев по своим собачьим интересам, то ли его выгнали, потому что не в состоянии были прокормить такую громадину, не знаю. Но в тот ещё тёплый светлый день моему взору предстало молодое, ухоженное, сытое животное. Пёс заигрывал с бродячими собаками, забредшими небольшой сворой на остановку, и крутился вокруг одной крупной сучки, будучи сам вдвое выше неё. Иногда, какая-либо шавка осмеливалась приблизиться к объекту его ухаживаний, но он даже не ссорился с непрошеным конкурентом, он просто ощеривал морду, показывая изрядных размеров передние зубы. Незадачливый жених в тот же миг, поджав хвост, отскакивал в сторону.

Где-то, через неделю я снова увидел его на том же месте. Он был по-прежнему громаден и красив. Но теперь рядом с ним уже не было собак. Он один бродил между ожидающими и заглядывая в глаза выпрашивал еду. Некоторые люди делились с ним, чем могли, как правило, куском хлебной горбушки. Он грустно взирая на кормящего на лету проглатывал подачку, и уныло продолжал смотреть на оставшуюся в его руках часть хлеба, а если там ничего не было – на сумку. Мне было, откровенно жаль его. Ещё бы, он имел такое огромное тело, которое, казалось, невозможно было насытить, а вокруг ожидал транспорта в основном бедный народ, который не то, что покормить животное, себе едва мог наскрести на еду. Как не странно, именно те, кто выглядел беднее других, и делились с ним своими горбушками.

Так прошла осень, и наступила зима. Слава богу, сильные морозы к нам не дошли, но, тем не менее, холод есть холод. На пегого азиата уже нельзя было без боли в душе смотреть. Красивая шерсть его поблекла, торчала жалкими клочьями по бокам, и напрочь, до голой кожи, вылезла на спине. Его осанка изменилась. Голова теперь свисала, чуть ли не до земли, и жалобные глаза смотрели исподлобья. Задние лапы были полусогнуты, дрожали, и едва переступали. Бока ввалились, и стали видны все очертания его большого скелета. Остановка, на которой он искал себе пропитание, была уже не столь многолюдна, как в тёплое время года, когда на ней всегда находилось немало дачников. Зимой же здесь появлялись только жители соседних домов. Я желал азиату лишь одного – дожить до весны, чтоб закончились холода, и опять на сюда приходило много людей. Каждый раз, с болью глядя на этого пса, я пытался придумать, куда можно пристроить его жить. Мысленно перебирал знакомых, имеющих частные дома и живущих в достатке, но так ни на ком и не мог остановиться: либо они жили бедно, либо у них уже были собаки.

Наступила весна. Зацвели деревья. Зазеленела трава. В одно раннее утро я опять пришёл на знакомое место. Истощённый и облезлый ещё сильнее, чем прежде, всё так же дрожа полусогнутыми задними лапами, опустив голову, азиат стоял среди ожидавших трамвая людей. У него был жалкий вид, и выглядел он старым и измученным, но я помнил, каким молодым и полным энергии он был всего пол года назад – в начале осени. Глядя на него, я был рад одному – он пережил зиму, и теперь будет жить, а бог даст, может, кто-нибудь возьмёт его к себе, хотя бы на дачу.

Как-то по дороге на работу я спросил у одного знакомого, не знает ли он, почему уже несколько дней пегого азиата нигде не видно. К моему огромному удивлению и радости он ответил, что его приятель взял эту собаку к себе во двор. Вот так закончилась эта история. Не перевились у нас ещё добрые люди.

Наблюдая за псом, я всё время размышлял о России. Мир полон аналогий, и судьба нашей великой страны, как мне кажется, похожа на его судьбу. Грустно и больно смотреть на обнищавший народ наших провинций, не говоря уже о людях, дабы не умереть с голоду, роющихся в мусорных баках. Конечно, далеко не все у нас живут плохо, но бедных и голодных сейчас в России всё больше и больше. Однако, надежда на лучшее где-то в глубине души есть. Она всегда теплится, особенно сейчас, когда в природе весна. А по-другому и быть не может. Таков закон, что на смену спадам приходят подъёмы, но уже в другом более высоком качестве. И я в это верю.